Составление прогнозов является неотъемлемой частью любого планирования. Пытаясь избежать ошибок, экономисты внедряют все более сложные модели анализа, но результаты пока далеки от идеала. В итоге на практике многие предпочитают исходить из очень консервативных ожиданий.
Благодарим Отдел корпоративных СМИ ООО УК "МЕТАЛЛОИНВЕСТ" за предоставление данного материала.
В середине нулевых Экономическая экспертная группа совместно с KPMG провела по заказу Всемирного банка анализ точности отечественных макроэкономических и бюджетных прогнозов. Выяснилось, что в благополучные 2000–2006 годы фактические темпы роста экономики России были в среднем на 1,9 процентного пункта выше ожидаемых. В результате доходы бюджета в основном прогнозировались с серьезной ошибкой, а приемлемая точность была отмечена лишь однажды. «Качество бюджетной политики в значительной мере зависит от точности используемых на стадии планирования прогнозов. Завышение ожидаемых доходов ведет к несоответствию между обязательствами и возможностями их исполнения. Занижение – к неполному использованию ресурсов», – прокомментировал тогда полученные результаты глава Экономической экспертной группы Евсей Гурвич.
Время идет, на смену относительному благополучию пришли два кризиса. Но одно незыблемо – прогнозы все еще слабо соотносятся с действительностью. В прошлом году, в разгар сезона экономических бурь, этот вопрос был вынесен отдельным пунктом повестки авторитетного Гайдаровского форума. Замглавы Института народно-хозяйственного прогнозирования РАН Александр Широв предельно точно описал взгляд самих экономистов на проблему: «Надо понимать, что существует четкая грань между предсказанием и научным предвидением». Хотя со стороны иногда разницу увидеть бывает сложно.
Но являются ли ошибки в прогнозах уникальной российской практикой и к каким это приводит последствиям не только для государства, но и для бизнеса?
Виктору Черномырдину, возглавлявшему российское правительство в беспокойные 1990-е, часто приписывают следующее высказывание: «Очень трудно сделать точный прогноз, особенно о будущем». Ему принадлежат много ярких афоризмов. Чего стоит хотя бы удивительный диагноз природы кризиса: «Отродясь такого не было, и вот опять». Однако что касается умозаключения о точности прогноза, на самом деле его автор – датский ученый и общественный деятель, нобелевский лауреат по физике 1922 года Нильс Бор. Это распространенное заблуждение уже само по себе намекает на интернациональный и вневременной характер вопроса.
В развитых с точки зрения экономики государствах в основном ситуация с качеством планирования обстоит лучше, чем в России, хотя проблема известна и там. Об этом идет речь в работе «О характеристиках и использовании прогнозов доходов государства» (On the Performance and Use of Government Revenue Forecasts) профессора Калифорнийского университета в Беркли Алана Ауэрбаха. Он показал, например, что в США доходы бюджета систематически занижались администрацией президента-демократа Билла Клинтона и завышались при его предшественниках – республиканцах Джордже Буше – старшем и Рональде Рейгане.
Можно, конечно, подумать о направлении вектора в зависимости от политического курса, хотя стоит сказать, что кардинально подходы к планированию в стране не менялись. Экономические прогнозы и оценки исполнения бюджета в США готовят Административно-бюджетное управление администрации президента и Управление Конгресса США по бюджету (оно было образовано в 1974 году). То есть идет двусторонняя работа. Причем, как правило, эти учреждения вносят регулярные правки в проектировки: в конце зимы, когда начинается подготовка бюджета на будущий год, и в начале осени, когда завершается текущий финансовый год. В 1982–2013 годах среднеквадратическое отклонение фактической динамики ВВП от краткосрочных (горизонт – два года) прогнозов, представляемых Управлением Конгресса США по бюджету, составляло 2,5%, что опять же немало.
Прогнозирование цен на нефть – задача, практически невыполнимая, говорят отечественные экономисты
Несмотря на очевидные ошибки прогнозирования, с 2007 года Россия удлинила горизонт формирования и утверждения бюджета с одного года до трех. Однако уже в 2008-м из-за мирового финансового кризиса пришлось временно отойти от этого. Аналогичное исключение власти сделали и для плана на текущий год.
Между двумя кризисными периодами произошло еще одно важное изменение. С 2013 года было введено так называемое бюджетное правило, по которому при оценке будущих доходов Минфин отталкивался не от прогнозной, а от исторической средней цены на нефть. Это имеет определенный смысл: например, на уже упомянутой сессии Гайдаровского форума Александр Широв честно признал: «Прогнозирование цен на нефть – трудная задача, практически невыполнимая, поэтому прогноз цен на нефть в наших расчетах, как правило, является экзогенным (то есть имеющим внешнее происхождение. – Прим. ред.) параметром». Кроме того, при планировании расходов было решено ограничить дефицит бюджета уровнем 1% ВВП. Но при разработке бюджета 2016 года правительство приостановило действие этих ограничений, ссылаясь на сложность ситуации.
Владимир Сальников, руководитель направления анализа и прогнозирования развития отраслей реального сектора ЦМАКП, считает, что цели правительства в отношении построения прогнозов определены недостаточно четко. «Если долгосрочный прогноз по меньшей мере задает некую рамку, показывает потенциал роста в перспективе, то среднесрочный прогноз формально выступает инструментом для разработки бюджета, но на деле эти цифры часто и существенно пересматриваются», – поясняет экономист. Причем реальные события развиваются так быстро, что любые оценки становятся неактуальными чуть не в момент их публикации.
Систему бюджетного планирования в Российской империи выстроил Александр II, при котором в 1862 году появились «Правила о составлении, утверждении и исполнении государственной росписи и финансовых смет министерств и главных управлений». Всем ведомствам вменялось в обязанность в срок до 1 сентября (военному – до 1 октября) представить план доходов и расходов на будущий год. Министерство финансов проводило проверку обоснованности этих смет и составляло единую роспись, стараясь при этом сбалансировать бюджет путем сокращения или переноса расходов на другие периоды. Учитывая, что государственная экономическая статистика тогда находилась в зачаточном состоянии, планы по доходам формировались преимущественно от исторической базы с поправкой на новации в налоговом деле.
В СССР статистическое дело было устроено лучше, активно развивался и математический аппарат экономистов. При этом иногда появлялись действительно прорывные идеи. К примеру, в последние десятилетия в мире активно развивается метод объединения прогнозов, а первая публикация по теме в нашей стране вышла еще в начале 1970-х. Ее автор, ученый-экономист Эмиль Ершов, в принципе интересовался прогнозированием на межотраслевом уровне, хотя далеко не все его идеи были приняты.
Однако необходимо понимать, что СССР жил в отличных от нынешнего дня реалиях, а на основе прогнозов в условиях плановой экономики принимались управленческие решения с весьма небольшой возможностью их пересмотра. Владимир Сальников полагает, что в современной России значительная часть методик и организация процесса государственного прогнозирования унаследована от советской экономики, хотя формально произошел переход к новой рыночной модели. С ним согласен и Владимир Клисторин, ведущий научный сотрудник Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН.
Сегодня государство имеет весьма опосредованное влияние на работу большинства секторов экономики. В ответ на эти изменения в обиход отечественных экономистов постепенно вошли методы эконометрического прогнозирования. Оно начинается с выбора наиболее важных переменных, которые подразделяются на экзогенные и эндогенные (то есть внешние и внутренние), связи между ними выражаются с помощью уравнений. Далее формируются массивы данных, оценивается их качество и пригодность для конкретной модели. Затем производится расчет и анализ полученных результатов на предмет их соответствия теоретическим представлениям и здравому смыслу.
«Обычно экономисты используют данные расчетов в виде «грубого приближения» и в дальнейшем «причесывают результаты» на основании собственных представлений и, возможно, критики коллег», – замечает Владимир Клисторин. Корректировки отражают влияние факторов и условий, не учитываемых в модели, и не должны иметь ничего общего с удовлетворением ожиданий заказчика или какими-либо иными привходящими факторами.
О важности «здравого смысла» говорит и Владимир Сальников. «Я не совсем симпатизирую основной тенденции, которая сейчас наметилась: разработка и применение настолько сложных макроэкономических и секторальных моделей, что люди, которые ими пользуются, перестают понимать, как они устроены», – поясняет он.
Если экономист не видит связи между особенностями калибровки модели и результатами, то на самом деле он имеет дело с «черным ящиком», что плохо сказывается на качестве прогноза. «В начале 2000-х я видел уважаемых людей, которые включали объем выпуска велосипедов в модель динамики ВВП, хотя велосипеды у нас тогда почти не производились», – вспоминает Владимир Сальников. Этот шаг объяснялся верой в то, что чем больше переменных, тем лучше работает модель.
По мнению экспертов, научный аппарат отечественных экономистов сегодня в целом соответствует зарубежному уровню, но при этом в России практически отсутствует критический подход к применяемому инструментарию, как это принято на Западе. «Так, модели общего равновесия у нас подаются как прогрессивные, в то время как известный американский экономист Пол Кругман жестко критиковал этот подход», – поясняет Владимир Сальников. На достаточно абстрактные модели в своих оценках последние годы опирается Банк России, но их состоятельность, по мнению эксперта, может вызвать вопросы.
Главная претензия к эконометрическим методам заключается в том, что они неявно предполагают неизменность политики государства и внешних факторов, являясь в этом смысле инерционными. Еще в 1898 году Уильям Франклин, известный метеоролог конца XIX века, рассуждая о сложностях прогнозирования погоды, заявил, что «прыжок кузнечика в Монтане может вызвать шторм где-нибудь между Филадельфией и Нью-Йорком». Позднее, в начале 1960-х, другой американский ученый, Эдвард Лоренц, обосновал отмеченный Франклином феномен практическими вычислениями. В современной литературе он известен как «эффект бабочки».
Посчитать всех «бабочек» невозможно, поэтому прогнозы по инерционным моделям часто неточны
Но посчитать всех «бабочек» и «кузнечиков» до сих пор не может ни одна самая сложная система, и именно потому прогнозы по инерционным моделям так часто оказываются неточны. Наблюдаемая с 2014 года ситуация, когда на фоне украинского кризиса произошло сложно предсказуемое до этого изменение отношений России и стран Запада, – наглядное тому подтверждение.
Поэтому Владимир Клисторин считает важным проводить регулярный анализ устойчивости прогнозов, а также осуществить переход к разработке многовариантных прогнозов. Всего учесть, понятно, никогда не получится, но по крайней мере можно попробовать просчитать различные ключевые параметры в более широком, нежели сейчас, диапазоне. Хотя, по словам Владимира Сальникова, на практике обосновать выбор тех или иных значений бывает непросто: «Минэнерго США, когда нефть, например, стоила 100 долл. за баррель, публиковало прогноз перспектив динамики цен. В том числе они рассмотрели два казавшихся крайними на тот момент сценария: условно 150 и 50 долл. за баррель». Вариант, что стоимость нефти опустится в район 30 долл., как это было в начале года, или даже до 40 долл., как наблюдалось в марте, вовсе не брали в расчет. «Даже условие «50 долл. за баррель» выглядело маргинальным», – отмечает эксперт. Однако очевидно, что в лучшем положении оказались теперь те, кто учел это, нежели те, кто проигнорировал. Такими уроками во многом объясняется увлечение консервативными прогнозами, тяга к которым в неустойчивых ситуациях растет.
Помимо государственных органов правительственные экономические прогнозы использует бизнес. На их базе производится оценка активов, бюджетирование и бизнес-планирование. Другим важным источником информации служат государственные стратегии и отраслевые программы, задающие ориентиры развития. Но ни для кого не секрет, что заложенные в них цифры могут существенно отличаться от реальности.
Вот пример из жизни. Минувшей осенью в Диспут-клубе Ассоциации независимых центров экономического анализа прошла дискуссия на тему «Стратегия-2030: что делать с российской экономикой?». «Я внимательно изучил Концепцию долгосрочного развития, принятую правительством в 2008 году. Она предусматривает, что за 2008–2020 годы объем ВВП вырастет минимум на 125%. Если мы возьмем факты на сегодняшний день и объединим с прогнозом МВФ, окажется, что рост составит меньше 12%. То есть расхождение в 10 раз, на порядок! То же касается производительности труда», – отметил в своем выступлении Евсей Гурвич.
Это не работает потому, полагает экономист, что в документе детально расписано, что нужно делать государству и бизнесу, но не сказано, почему участники экономики будут вести себя так. «Мышление такое – если есть программа, все должны ее выполнять. Мы видим, что это совершенно не так и по количественным, и по качественным показателям. Мне кажется, что любая программа должна постоянно оценивать «платежеспособный спрос» на реформы», – добавил он. Тем более сейчас, когда практически на всех рынках неспокойно.
Любая программа должна постоянно оценивать «платежеспособный спрос» на реформы
«Приходится признать: изменения внешних условий настолько вышли за рамки сценарных предположений, что это серьезно обесценило экспертные знания о возможных траекториях развития отраслей», – рассуждает Владимир Сальников. Невысокое качество проработки госпрограмм дорого стоило некоторым компаниям. Например, опираясь на прогнозы объема пассажирских перевозок, закрепленных в программе «Развитие транспортной системы России», авиакомпании «Трансаэро» и «ЮТэйр» в 2000–2014 годах в борьбе за рыночную долю активно кредитовались и вкладывали деньги в наращивание флота. Между тем разработчики программы исходили преимущественно не из экономических, а из конъюнктурных соображений. Они верили, что подвижность населения России на достаточно коротком промежутке времени обязательно достигнет уровня развитых стран. В результате, когда из-за экономического спада рост перевозок остановился, «Трансаэро» превратилась в банкрота, а «ЮТэйр» едва избежала этого.
Научившись на прошлых ошибках, бизнес теперь, как правило, осторожно подходит к использованию прогнозов. Причем не только от государства, но и от независимых экспертов. Например, прошлой осенью никель стоил в среднем 10 тыс. долл. за тонну, на текущий год консенсус-прогноз аналитиков был на уровне 14 тыс. Однако, несмотря на это, «Норильский никель» решил сделать ставку на экономию и сокращение затрат. Чутье менеджмента оказалось ближе к реальности, чем мнения аналитиков: в феврале цены опускались ниже 7,7 тыс. долл.
Аналогичным образом ЛУКОЙЛ выбрал в качестве реального сценария на 2016 год среднюю цену на нефть в 30 долл. за баррель. Оптимистичный вариант бюджета рассчитан в предположении, что рынок поднимется до 40 долл., кризисный исходит из 20. В результате из ранее планировавшихся 8,5 млрд долл. инвестиций компания отказалась от проектов на 1,5 млрд. При реализации кризисного сценария, по словам главы ЛУКОЙЛа Вагита Алекперова, капитальные затраты будут урезаны еще на 1,5 млрд. Опубликованный Reuters в конце января консенсус-прогноз трех десятков аналитиков составляет 42,5 долл. за нефть марки Brent. Выходит, что, не имея «точки опоры» в виде достоверных прогнозов, бизнес зачастую старается действовать очень консервативно.
Текст: Яков Утин
