Наша фундаментальная наука вполне конкурентоспособна на мировом уровне. Неэффективна система управления бюджетными средствами. Интервью с Анатолием Мирошниковым, председателем президиума Пущинского научного центра, заместителем директора Института биоорганической химии, академиком РАН.
– Анатолий Иванович, как фундаментальная наука может оказывать влияние на экономику, на производство?
– В Пущине сегодня девять академических институтов. В них трудятся примерно 30% специалистов в области физико-химической биологии. Казалось бы, Пущинский научный центр должен быть одним из локомотивов развития науки и внедрения результатов своих исследований в экономику страны. Но этого не происходит. Для этого должны быть соблюдены пять условий. Во-первых, наука. К счастью, фундаментальная наука у нас не погибла, она существует. И не только академическая, но и вузовская.
Второе – изготовление опытных образцов тех же медикаментов. Их делают в лабораториях и затем тестируют: как они действуют, токсичны ли, создают ли побочные эффекты? И в этом отношении Пущину опять повезло. У нас есть единственный в стране центр доклинических исследований. Этот центр имеет европейскую аттестацию.
Третье – это опытное производство. Нужно обеспечить в технологических условиях наработку достаточного количества нового вещества. И вот тут возникают проблемы. Опытных производств в РАН всего два. Одно в Институте биоорганической химии (ИБХ), второе – в Институте биохимии и физиологии микроорганизмов.
Четвертое – это подготовка кадров для биотехнологической промышленности. В стране больше 50 биотехнологических кафедр в вузах. Я спрашиваю: кого вы готовите? Ответа не слышно. К сожалению, в основном выпускники этих кафедр работают на пивных заводах. У нас в ИБХ хороший учебный центр, к нам приходят студенты пяти университетов: Физтеха, трех факультетов МГУ, Института тонкой химической технологии, Сеченовской академии и РУДН. Филиал центра есть в Пущине. Студенты просят: покажите, что это такое – биотехнологии. В их вузах это объясняют «на пальцах» – нет лабораторий.
И пятое – самое, пожалуй, главное – это заводы по производству конечных медицинских препаратов. Сегодня вся фармацевтическая промышленность страны фасует китайскую или индийскую субстанцию. И я вас уверяю, что западные препараты встречаются редко – они очень дорогие.
– Так что же делать?
– Надо создавать современную биотехнологическую промышленность. Биотехнология – одно из приоритетных направлений развития экономики любой страны. Пущинский научный центр уже давно настаивает на строительстве двух пилотных биотехнологических производств рядом с нашими институтами. Это было бы идеально. Но государство на это денег не выделяет. Я разговаривал с многими бизнесменами, некоторые даже в списке «Форбса» занимают места. Они отвечают: ну что вы, это же закапывание денег на четыре-пять лет. А у нас дальше чем на год никто ничего не планирует. Я опять иду в государственные органы. Они говорят: у нас рынок, государство не должно вкладывать средства в биотехнологическую промышленность. Все. Круг замкнулся.
А между тем наш отечественный рынок фармпрепаратов поделен между западными фирмами, внедриться очень трудно. Вот вам пример с инсулином. В 2000 году по предложению Юрия Лужкова мы создали за три года генно-инженерный инсулин. Взяли кредит в 120 млн. С условием, что Москва будет брать у нас 300 тыс. флаконов ежегодно. Запустили исследования. В 2003 году приезжал Владимир Путин, поздравил нас с высокими достижениями. Сказал: готовьте предложения, будем развивать производство. Начали готовить.
– И чем все закончилось?
– Ничем. Мы – фундаментальщики. Мы не умеем заниматься производством и не должны этого делать. Мы сделали инсулин. Нужно было организовать его производство – в РОСНАНО, в Ростехнологиях, где угодно, в любой государственной корпорации. Мы не должны заниматься строительством заводов. Мы подготовили наши предложения и передали их через президента Академии наук Путину. И все. Никакой обратной связи. Может быть, не туда попало. Или до Путина не дошло.
– Но если президент подписывает документ, который касается здоровья и жизни людей, граждан, ведь он должен с кого-то спросить: «Что сделано?»
– Правильно. Но прошло уже больше 10 лет. Мы семь лет обеспечивали на 14% Москву инсулином. В этом году нас выбросили с рынка.
– Почему?
– Задайте вопрос попроще. Московские власти объявили, что теперь будут покупать инсулин, произведенный из импортной субстанции. Все. Оспорить невозможно. У меня такое впечатление, что у нас в стране процветает имитация деятельности. Если я берусь что-то делать, я это дело довожу до конца, я за него отвечаю.
Другой пример приведу. Два года назад правительство утвердило список из 155 жизненно необходимых лекарственных препаратов. Их должны производить в нашей стране. Из них 20% – это биотехнологические препараты. Казалось бы, за этим должны последовать конкурсы исполнителей, создание всей цепочки производств, а она довольно сложная. На самом деле ничего не было сделано.
– А нужно ли нам самим производить лекарства. Может, лучше покупать?
– Есть рекомендация Всемирной организации здравоохранения: страна, в которой живут более 50 млн человек, должна иметь полный цикл фармацевтического производства. Для примера: фармацевтическая промышленность в США – это самая прибыльная отрасль американской экономики. В прошлом году на научные исследования в этой сфере американцы потратили более $43 млрд.
– А у нас?
– Как вам сказать… Государство выделило на всю Академию наук на 2013 год 36 млрд руб. Приличный университет в США имеет госбюджет больше, чем вся наша академия.
– И если американцы тратят такие деньги, то, наверное, не только потому, что получают высокие прибыли?
– Да. Потому что фундаментальная наука – это будущее. Ученые нашего института, например, сделали открытие: они определили, на каком участке гена человека закодирована склонность к тромбозу. «Прочитав» эту информацию, можно сказать: будет у человека тромбообразование или нет. Это особенно важно для беременных, потому они склонны к таким заболеваниям. И если врачи будут знать об этом, они смогут принять меры заранее, чтобы избежать опасного исхода.
– А что нужно, чтобы появлялись такие препараты?
– Нужен заказ. У нас был удачный контракт с некоторыми частными фирмами. Так, компания «МастерЛек» заказала нашему институту гормон роста. Руководитель этого предприятия – бывший аспирант Института молекулярной биологии Александр Шустер – человек с предпринимательской жилкой. Мы сделали для него штамм-продуцент этого гормона, генно-инженерную конструкцию. Отработали технологию, перенесли ее на свой завод во Владимирской области, сейчас этот препарат выпускает фирма «Фармстандарт».
Я все время говорю: нам надо создать современную фармацевтическую промышленность. Последняя модернизация у нас проходила в 70-х годах прошлого века, когда строили заводы по производству антибиотиков. Пока не возродим фармацевтическую промышленность, не будет заказа на научные разработки. Ситуация просто обидная для ученых. Многие уезжают за границу. Из Института биоорганической химии уехали 300 человек, из Пущинского центра – 500!
Были времена, когда у нас отрицали кибернетику и генетику. В кибернетике мы до сих пор отстаем от мира. Генетику восстановить удалось в 1970–1980-е. Тогда вышли постановления ЦК КПСС и Совмина, выделяли средства на развитие науки, строили промышленные предприятия. Мы подняли биологию на такой уровень, что нам не стыдно. Наши ученые выступают на международных конференциях, читают лекции в западных университетах.
И вдруг нам говорят, что мы «неэффективные». По-моему, это совершенно несправедливое обвинение. Ученые, уехавшие из России, продолжают исследования и получают нобелевские премии. Это значит, что научные школы у нас сохранились, работают. Не нужно их ломать через колено.
У нас в Пущине работает филиал МГУ. Трудно себе представить, но его тоже зачислили в «нефэффективные». Возможно, он не вписывается в надуманные критерии – сколько метров на человека, сколько привлечено денег в вуз, сколько иностранных студентов ит.д. Но в этом филиале преподают наши ученые, ребята получают самые современные знания из первых рук, они сами участвуют в научной работе в лабораториях. Многие уже выступают с результатами своих исследований на международных молодежных конференциях. Я думаю, ни одного такого вуза в стране больше нет.
У меня есть мечта. Думаю, мы все же создадим в Пущине на нашей научной базе академический университет.
– Все-таки кто же у нас в стране неэффективен?
– Неэффективно управление бюджетными средствами. Я разговаривал с заместителями министров. Говорю: «Сделайте сквозное управление. Кто-то должен отслеживать процесс создания и выпуска лекарств от начала до конца, кто-то один должен отвечать за это дело». Отвечают: «Вы что, хотите вернуться к институту генеральных конструкторов?» Да никуда я не хочу вернуться. Я хочу, чтобы дело было сделано.
– Что будет дальше? Можно ли эту ситуацию исправить?
– Несомненно. Все, по-моему, предельно просто. Если будет производство, будет спрос, будут и малые предприятия. Мы хотим построить завод в Пущине по производству биотехнологической продукции. Сразу же вокруг него возникают малые и средние предприятия. Дело в том, что нет смысла на большом заводе делать среды и другие расходные материалы, на которых выращиваются микроорганизмы. Их должны готовить малые предприятия. И в Пущине они есть, например «Пущино-Тест». В нем работают выходцы из академических институтов. Предприятие делает анализ пищевых продуктов на генно-модифицированность, на токсичность. Другое предприятие, которое готово к запуску, – «Альбит». Они будут выпускать препараты, которые повышают урожайность зерновых на 15%.
И таких разработок у Пущинских институтов много. Но ученых, способных к бизнесу, – единицы. Мы же производим фундаментальные знания. Так пусть каждый занимается своим делом. А государство должно создавать условия, чтобы в стране развивались биотехнологии, чтобы были не только малые, но и крупные предприятия фармацевтической промышленности. Будущее – за биотехнологиями.
Александр Трушин